НОВЫЕ СТИХИ Г. КРУЖКОВА

Г. Кружков. Новые стихи. – М.; Воймега, 2008. – 80 с.
ISBN 5 – 7640 – 0090 - 4

В издательстве Воймега вышла книга поэта, переводчика и литературоведа Григория Кружкова «Новые стихи» (начальный вариант: «Бирнамский лес»).
Многие помнят его раннее ироническое «Чудесное со мной не происходит./ Как будто зареклось происходить…» или «Крымскую бабочку» (подаренную Е. Рейну), или – уже позже – «Сон, записанный на обороте перевода У. Б. Йейтса», а также россыпи детских стихов.
В новой книге собраны стихотворения последних лет и открывает ее «Прощание Белого рыцаря с Алисой»: «Секунда, ты еще не перешла ручей…/ Остановись, замри в сиянии полудня –/ В ромашковом венке, в короне из лучей…/ Чем дальше от тебя, тем глуше и безлюдней…» Собственно, речь здесь не просто об эпизоде, придуманном Кэрроллом – переходе Алисы из пешки в Королеву; важно не упоминание ее сестер – Уна и Терция; - главное сам факт превращения девочки в девушку, уходящее детство.
Кэрролл – старший ребенок в семье, опекал младших и сам придумывал игры – позднее понимал заповедь «будьте, как дети» буквально. Декан Оксфорда и математик, кроме того, увлекался фотографией, застявляя малышку Лидделл по полминуты стоять перед фотоаппаратом. Можно ли остановить время фотографической пластиной или словом? Думаю, это удалось не только Кэрроллу, но и Кружкову.
В книге есть посвящения Льву Лосеву, однако, при наличие общего, Кружков куда более лиричен: «Ты из глины, мой хрупкий подросток,/ Голубой, неуступчивый взор;/ Чуть заметных гончарных бороздок/ На тебе различаю узор».
Вдобавок – скорее классик, чем романтик – он не может не замечать, как «Слуги Черного Квадрата/ Силой голого числа/ Смяли славное когда-то/ Братство Круглого стола.»
Безусловно, для поэта существуют некие незыблемые твердыни и, если дядя Арли Лира дошел до Скалистой Цитадели, а у Йейтса была своя Черная Башня, то Григорий Кружков создает свою «маленькую цитадель» - дань памяти Сергею Аверинцеву и Михаилу Гаспарову в стихотворении «Двойная флейта»: «Серое утро. И что ему, утру, за дело,/ что раздается всё ближе топор дровосека,/ что еще сыплются уголья, что догорела/ только что Александрийская библиотека./ Жарят на шомполах воины Улугбека/ мясо барашка. Где же ты, о Филомела?/ Едешь ли ты через реку, таинственный Грека?/ Едешь. И слышу я – флейта двойная запела».
В свое время Гаспаров назвал Григория Кружкова филологом в лучшем смысле этого слова и, возможно, поэтому его читатель должен «дружить» с Пушкиным, Заболоцким, М. Кузминым и, само-собой, поэтами-елизаветинцами. Вообще, для Кружкова существует равенство между миром детства и образами искусства. Здесь Гумилев может прогуливаться с Мандельштамом, а Бирнамский лес поглотить разом становища древлян, палаты конунгов, города ацтеков и землянки партизан. Поэт волен играть с образами, побуждая у читателя почти ребяческое желание удивляться Природе, ее ангельской новизне, глазеть на своего рода «новые ворота» смысла.
Классические образы (например, кузнечик и сверчок Китса) нередко обыгрываются, показываются в новом ракурсе. Поэт больше странствователь, чем домосед – простой балкон изнутри дома оказывается бумерангом.
Парадоксальность Кружкова в неоднозначности образов: бумага для свечки – она же обрывок из учебника с формулой времени, и она же дырочка для подсматривания в другое пространство. Самовар может оказаться радиатором черного Форда и т.д. Надо ли говорить, что после таких трансформаций на одной ветке могут сидеть ряд классиков (точно также их книжки могут соседствовать на одной полке). Пожалуй, лишь снег отменяет эти (почти мультяшные, из Пластилиновой вороны) превращения. Но нет: даже это дыхание вечности, тряпка стирающая с доски мелом написанные выкладки и формулы, - оказывается изменчивым как Протей. Метель – и «царская персона», и «татарка молодая» – не в силах скрыть «под зимним пухом весны мышиное тепло».
Но кто же тогда лирический герой – этот торопливый «неведимка», набрасывающий на салфетке свой секрет и бросающий его на пол? Попробуйте отгадайте. Или лучше – догадайтесь. В любом случае, читателя книги, как и Алису, ожидает масса открытий.

Запомнилось из журнала "Колобок" в детстве:
"...Григорий Кружков -
Ни усов, ни очков..."
Из стихотворения о детских поэтах Григорие Кружкове, Елене Григорьевой и Инне Гамазковой.
Вот и всё, что я могу рассказать о Вьетнаме Кружкове.

конечно-конечно, и это отдельная тема - переводы, детские стихи...

вот часть айсберга: http://lukomnikov-1.livejournal.com/898904.html

"Ни жить, ни петь почти не стоит..."

Цитата:
Но кто же тогда лирический герой – этот торопливый «неведимка», набрасывающий на салфетке свой секрет и бросающий его на пол?

Тютчев? Мой любимый поэт. Вернее один из любимых. В ресторане на салфетке мог написать стихи и забыть.

возможно... в любом случае, знание литературы приветствуется)

"Ни жить, ни петь почти не стоит..."