В темном небе хаотично перемещались объекты. Один за одним, загорались огоньки, разбегаясь сотнями светящихся, блестящих разноцветными звездами, суетливых светлячков. Воздух, наполненный ароматами серы, содрогался от непрерывной праздничной канонады. В этот потрясающий момент, тысячи людей, задрав подбородки вверх и перекрикивая друг друга, наслаждались торжественным зрелищем. Девятое мая, десять вечера - салют.

Георгий Константинович смотрел на него спокойно. Множество салютов прошло, с того, памятного ему дня, в сорок пятом. Может быть, и пришел он сюда, на набережную, просто, по привычке. Столько воды утекло, так поменялся город, его темп и цели. Так изменились люди, пешеходы, водители. Кто-то скажет, что старики всегда ворчат на молодежь, - мол в наше время, а вы, страну развалили, разворовали, и продолжаете плясать на наших костях. Нет, поверьте, наш герой совсем не из таких. Он прошел всю войну, после, исправно трудился, жил честно, никогда не роптал на переменчивую и всегда непонятную власть, и уж тем более, на все новые, сменяющие друг друга поколения. Спокойно реагируя на смену вкусов, от отечественной газировки, к более привлекательной, и по-американски бодрящей «кока колле», он дожил до сегодняшнего дня.
Сегодня его праздник, его день, поэтому покинуть тесную, до боли осточертевшую квартиру, неподалёку от Гагаринской площади, было просто необходимо. Ведь страшно, возможно - это его последний салют. Так хочется, еще раз постоять рядом с молодыми соотечественниками, насладиться ощущением праздника, проникнуться духом великой победы.
Очередной раскат грома, осветил всю набережную, ярким, почти дневным светом. Ветер равномерно распределил дым по темно-синему небу, а на земле, весело завопили, сотни, скорее даже тысячи голосов. Это был последний залп, и народ, пресытившись вечерним представлением, потянулся с набережной к метро и ближайшим парковкам. По дороге, разгорячённые девчонки пели «катюшу». Выходящая из кустов, группа ребят, с обнаженными торсами, скандировала что-то про славу и Россию. Дети, с игрушечными пистолетами и автоматами, весело бегали друг за другом, играя не то в злых фашистов и бравых советских солдат, не то в звездные войны или Гарри Поттера. Флаги, пилотки военных лет, сияющие лица молодых влюбленных, георгиевские ленты, в которые, кажется завернули всю столицу - всё хорошо. Атрибутика соблюдена, танки покинули красную площадь, но праздник продолжается, и кажется не закончиться никогда.
Медленней остальных, шел Георгий Константинович. Тяжело, ноги уже не те, да и сердце немного пошаливает, от всеобщего ликования. Совсем один, хотя вокруг столько красивых, сильных людей. Постепенно, шаг становился еще медленней, выдохи тяжелей. С трудом забравшись по длинным каменным ступеням на мост, он слегка облокотился, на казалось припаркованный, большой чёрный джип, с яркой надписью «т-34». Пробка чуть двинулась вперед. Водитель, видно из уважения к старику, плавно тронулся, все-таки позволив ему удержать равновесие, а не упасть плашмя на асфальт. Из руки ветерана, упали три подаренные школьниками, красные гвоздики. Пошатываясь, он прошел еще несколько метров. В глазах чуть потемнело, и снова жизненно необходимой стала опора. На этот раз, большими белыми буквами, во весь борт приземистого синего автомобиля, красовалась надпись «иду на Берлин». Словно в тумане, сквозь шум и гудение праздничной автомобильной пробки, дедушка проплывал между ярких огней, громкой музыки и молодых разгоряченных тел, к этой спасительной, казалось единственной на всём мосту машине. Поток, неожиданно сделал еще одно движение. Обстановка вокруг изменилась, а старик по своей рассеянности потерял последнюю надежду из виду. Взгляд помутнел, и блеклая картина в его глазах бесполезно рассыпалась. Никаких деталей, одно клокочущее, гремящее, разноцветное пятно. Отчетливо читалась, только бледно красная полоса, на размазанном белом озере машины скорой.
Георгия Константиновича уложили, дали понюхать нашатыря, и начали мерить давление. С огромным трудом он пытался разобрать сыпавшиеся на него вопросы. Слова весело и неугомонно плясали в ушах. - Ваш возраст? Улыбнитесь. Поднимите две руки. Из какой вы части? Ваше звание?
- Что, что вы хотите? - Шептал старик.
После укола туман в глазах немного рассеялся, и ему стало отчетливо понятно, он в обыкновенной городской скорой. Доктор нервно торопил водителя, говорил про ишемический инсульт и договаривался с ближайшей больницей по большому спец телефону. Завизжала сирена, ветеран, не в силах подняться, удивленно смотрел по сторонам, стараясь понять, от чего же они совсем не двигаются с места?
Гул нa улице не утихал, раскачивая бушующее, наэлектризованное пространство. Врач, убедившись в полной безвыходности положения, безмятежно сидел рядом, аккуратно теребя заусенец на большом пальце. Из всех участников этого представления, только отчаянная сирена, не утихая, жалобно завывала, не в силах никому помочь и никого спасти. Машина стояла на месте, завязнув в бурлящем, патриотическом болоте, только изредка, словно в конвульсиях, подергиваясь вперёд. Георгий Константинович тихо умирал, на своём самом главном празднике. Словно праздничная индейка, принесенная в жертву новому году.
Иногда бывает, что ровно перед смертью, буквально на одно мгновенье, силы возвращаются к человеку, чтобы он мог сказать или увидеть что-то очень, очень важное. Так и наш ветеран. Неожиданно для врача, за несколько секунд, как его сердце насовсем остановиться, слегка приподнялся с кушетки и посмотрел через заклеенное полосками стекло. В свете синей мигалки, высунувшись из окна своего автомобиля, крепкий молодой юноша, задорно свистел, изо всех сил размахивая красным знаменем победы. Дверь его автомобиля украшали слова - «Спасибо деду за победу».