Было мучительно холодно. Кровь застывала сначала в густое желе, а потом в лед. Острыми краями он рубано прорезал органы и кожу. Свежие дыры моментально покрывались инеем. Снегопад не прекращался. Никого не было видно. Лишь звук. Кто-то, глухо застонав, упал. Густой снег затрещал и пустил незнакомца в свои объятия.

1.Я клялся быть верным, это только последние дни со мной что-то не так. Кажется я перестал быть честным с самим собой.
Полеты, наши полеты, фантазии и мечты, где они? За чертой моей преданности, остались там, где уже ничего нет. И черт возьми, теперь, никого не люблю и не боюсь. Страх исчезает, когда ты становишься бесчувственным к себе, к тем, кого раньше считал главными в своей жизни людьми. Не для кого жить и не во что больше верить.

Двойняшки. Стоит мне услышать где-нибудь это словечко, сразу вспоминается садик в Банном переулке. Двойняшки, две черноглазые курносые девчонки. Как же их звали? Лена и Юля? Нет, не так. Может быть, Света и Таня? Бантики, платьица. Их отец, хмурый военный. Даже в голову не приходило мне хоть как-нибудь обозначить свою симпатию, сказать что-то ласковое.

Марк посмотрел в окно. Как муравьи, сновали машины. Вечерело. На пасмурном небе появилась бледная молочная луна.
Вдруг мир исказился, словно по холсту незадачливого художника потекли краски. Реальность вдруг раскрылась, обнажив неприметные, как бы женственные очертания. Она приоткрылась тому, кто жаждал ее.
В ушах дребезжало. Невозможно осмыслить происходящее. Казалось, еще немного и он погрузится в неизведанный мир. Этого не случилось. Он был раздражен. Но ощущение присутствия иной реальности следовало за ним, как тень.

У меня есть сестрёнка-близнец. Весной, обычно ко вторым майским, у неё «наступает весна». Когда мы были маленькие, в это же время у папы подоспевала вторая волна обострения. Подшучивают над этим явлением все кому не лень: в анекдотах, уютненьких бложиках, казённых домах и даже в издательствах, куда я пишу письма строго между пятым и восьмым числами каждого месяца (но меня никуда не берут, не завидуйте) – а я так скажу: «Не смешно!».
Обычно сестрёнка говорит:
-Всё, время ехать в клуб. Сейчас найдём симпатяшного мальчика и го-го.

Иван Иванович стоял на бережку затянутого зеленой ряской болотца, по пояс в камышах, и прикидывал, выдержит ли его шаткий деревянный мостик. На другом берегу темнели остроконечные крыши. В наступающих сумерках они казались горными вершинами.
-Не ходи туда,- зловеще зашептал в камышах ветер.- или утащит тебя болотный упырь.
- Любопытно...- пробормотал Иван Иванович,- упырь это интересно.
-Да что ты говоришь!- камыши зашуршали, заволновались и к ногам Ивана Ивановича выкатилось скользкое жабоподобное существо, размером чуть больше кошки - знаешь, почему меня упырем называют?

«…чего ни пожелаете, просите, и будет вам»

Пять дней он мучался, искал ответы на туманные вопросы. А сейчас умирает. Как же одновременно больно и легко - просто умирать. Он даже немного удивился своей обреченности и конечности. Перед глазами не крутилась пленка с яркими жизненными эпизодами, не вспоминались близкие люди. Он подумал о том, что все было напрасно. Зачем пытался избежать этого выстрела и обмануть судьбу? А если удалось бы, что он почувствовал, умирая потом, в старости? Не то же самое?

Федор Петрович , крупный государственный служащий, спустившись в ночи с крыльца трехэтажной дачи, наступил на невесть откуда взявшиеся грабли. Получив сильный удар древком в лоб, он охнул что то про «твою мать» и провалился в бессознательное. Но не совсем…

-Знаешь, в чем секрет? Ты берешь простое лезвие, размещаешь его между щекой и зубами. Оно лежит там и не дает тебе расслабиться ни на секунду… Ты будешь носить его долго, просто жить с ним, пока не научишься есть, спать , не сроднишься с ним…. Чтобы стало своим…как ядовитые зубы для змеи…И тогда оно даст тебе возможность использовать его , как оружие…
-Вот так?- спросил Иван Иванович, улыбаясь.
Рыжеволосая женщина , даже не обернувшись, протянула руку и поймала пальцами острое лезвие.