Давно ли было это, будет ли после, или ныне среди нас притча живет, жил да был на свете Харчевник. Была у него харчевня, коли и не всему белу свету за алаверды знамая, таки в той немалой его стороне, где прожил он свою угрюмую жизнь: дубового сруба, с длинами столами да широкими лавками, добротная, хлебосольная, с жаркими печами да холодными погребами. Много повидал на своем веку Харчевник: и голодал, и холод острожный знавал, и бит бывал крепко, и с малолетства торопыжничал при чужих господах, шустрил и быстроножил в чужих харчевнях, кушанья подносил, горшки и плошки менял, да на ночь мыть и прибирать оставался. Зачерствила его жизнь тверже иного камня. Из камня этого, что от себя и брал, и выстроил он свои харчевенные ухожья , и стал зваться Харчевником. Полюбилась добрым людям его харчевня. Не за харчи и вино, а за то, что знали добрые люди: каждую половицу в ней Харчевник ведром пота своего полил, каждый гвоздь в срубах, почитай, что собственными зубами выковал и лбом заколотил, каждое доброе слово, что по миру о его харчевне идет Харчевник горбом своим заслужил. Даром, что слух никаким силком не управишь, знамо слово всегда впереди дела бежит, добра добрее не сделает, а укоризну любую хуже самого Худа прославит. Что медовуха харчевенная, али кулебяка, али свиная ляжка в сметанке прикопченная от Божьего промысла происходит, коли повелось на земле меду в пчелиных ульях густиться, хлебным колосьям от солнышка золотым соком наливаться, али молочным поросятам расти и жирнеть, дабы человеческому сердцу и желудку от них питаться и блаженствовать. А каждого гостя Харчевник как брата любит. И не за мошну, а за человеческое имя гордое:
- Коли ешь да пьешь дюже, да в гульбе барышей считать не привык, то знамо и в делах ты силен, широкой души человечище, и, глядя на тебя, Боженька творит новых людей с подобия твоего.
А уж коли Харчевник сам к столу спустится, да гостей поприветит, да чарку с ними опрокинет за здравие – добрым людям больше радости и знать нельзя в его харчевне.
В добре и достатке жил Харчевник. Не знал он горя и думы тяжелой, окромя одной: на кого харчевню свою оставить, когда придет пора и Бог к себе позовет. Поелику не было у Харчевника детей, окромя одного сына непутевого, который и звался по отцовской мерке: Харчонок.
Сызмальства норовил отец Харчонка к хозяйству привадить. Да не по лемеху борона оказалась. Боялся Харчевник, что плуг его отцовский на сыновьей пашне об камень сломится, да вышло навыворот: в небо угодил. Не пошел статью своей в отца Харчонок. Где отец от своего семени скалы каменной ждал, там цвета небесного цветочки пробились. Худая грудь, да большое сердце были у Харчонка. Много в этом сердце талантов зиждительных помещалось, да не было потребных, окромя одного: силен был он по мужской части, когда по малой нужде ходил, на десять шагов травы к земле гнул. Вроде и дюжил он отцовским следом идти, вроде и борзопяткал и перешмыгивал для гостей в харчевне наравне с прислужниками, даром, что хозяйский сын, а никак не давалась ему харчевенная наука. Бывало, кто из гостей крикнет:
- Хмеля солодового мне кружку, да чихиря корчажку ! – да кулаком по столу стукнет для важности. Побежит Харчонок кружку наливать, да на полпути прижукнется в размахе, что пририсованный: солнышка лучик из окна кружку засветил, да загорелась она янтарем золотым невиданным. Залюбовался Харчонок, да работу свою халдейскую запамятовал. У гостя уж горло пересохло, а Харчонок все знай, пивным янтарём любуется. А то пошлет его отец утром двор мести. Выйдет Харчонок с метлой, да соловьями рассветными заслушается. Уж пора харчевню открывать, уж гостей наехал полон двор, а Харчонок с метлой в такт соловьиный пританцовывает. А то зажарят кухари к празднику гуся жирного в яблоках. Говорят Харчонку:
- Неси на стол!
А Харчонок, откуда ни возьми, красок да холстов раздобудет, и давай рисовать гуся по жестокости людской убиенного. Гусь уж остыл, за столом уж все с голодухи друг дружку покусать норовят, а Харчонок о еде и думать забыл, знай себе художничает, весь разноцветью вымазался, что скоморох балаганный.
Долго ли коротко ли воспитывал его отец, да все без пользы. Но вот Харчевнику пора успения . Повел он тогда сына к соседскому Жиду.
- Здравствуй, сосед!
- Здорово, коли не шутишь. С чем пожаловал?
- Да вот, чую помирать мне скоро. Долгий век мы с тобой соседствовали. Так уж после меня не оставь в беде парубка моего, телепня . Помоги советом, коль придется!
Жид был хитрый мужик. Давно уже приглянулась ему харчевня, давно уж он вокруг нее кругами ходил, приглядывал, как Харчевник дряхлеет да к земле прилаживается. Однако же радости своей черножелчной не явил, а давай охать-ахать:
- Да уж знамо, помогу по-соседски! Парубка твоего сызмальства знаю, он мне почитай, что самому родной!
Привел Харчевник сына назад в харчевню, поставил перед собой и нарекает:
- Уж сколько валтузился я с тобой беспречь, сколько сил сердечных положил, сколько тебя за чупрун тягал да канчуков об тебя истрепал, да ни абаза проку. Видать, наказывает меня Боженька ему одному ведомо за что, не дал мне путевого сына. Что же, так тому и быть. Оставляю тебе харчевню. Веди хозяйство, как сам умеешь и разумеешь головой твоей ветродуйной. Добрых людей привечай. Худых отваживай. Да вот тебе мой главный отцовский наказ: тяни лямку, да не катайся сам по харчвенной колейке, не водись никогда с Винным Духом. Коли худо будет, позовешь его – поможет тебе. Да взамен силу твою мужицкую охолостит . Да на сердце камень положит.
Сказал это Харчевник, да и призвал его к себе Бог прямиком после этих слов. Схоронил Харчонок отца. Потужил-потужил, да все одно: надобно отцовское дело рачить семо и овамо . Начал Харчонок в харчевне хозяйствовать. Да слабоват он оказался в торгашеской науке переветной . Копейке цену знать не привык. Товар не разбирал. Добрых людей за худых принимал. Бывало, придет к нему скалдырник . Давай так и эдак бахарствовать . А Харчонок хоть и видит выкоморство , да за искусство словесное готов каждого встречного червонцем одаривать. Так и обведет его скалдырник вокруг пальца, а Харчонок еще и радехонек останется. А то кто из прислужников, бражник да жулябия , скажет Харчонку:
- С зазнобушкой своей побранился. С горя горькую пью! Не гневайся, барин!
Харчонок его тут же и простит. Да еще с собой ему с собой пехтерь алтынниками насыплет, иди домой, не горюй.
А бывало кто из добрых людей, кто с отцом его балчужничал и дружелюбствовал, наедет в Харчевню да начнет браниться:
- Что же ты, лубочная башка, солнечный послух , ротозей соловьиный, отцовское добро на ветер пускаешь? Нет бы, у добрых людей совета спросить!
Так их Харчонок за злыдней да завистников принимал, и не пускал на порог.
И пошли с этого в его харчевенном хозяйстве дюжие разлады, убытки и всякая шкода . Перестали люди добрые на обед да постой заглядывать. Опустел харчевенный двор. Затужил тогда Харчонок. Сел он вечером на винную бочку, куда в каждой харчевне под вечер опивки со всех чарок сливают. Сидит, тужит. И пока тужил, чумичку за чумичкой, всю бочку и выпил.
Явился тут перед ним Винный Дух.
- Чего горюешь, кабацкий сын?
- Да как же не горевать мне. Видишь – пробубенился я в растабары . Раздраи в моем хозяйстве пошли брандахлыстные , да пережабины непролазные. Зигоморствовать , видать, идти мне скоро.
Отвечает ему Винный Дух:
- Не тужи, кабацкий сын. Ложись, проспись. А назавтра ступай к Жиду, лавочнику соседскому, как отец наказывал. Скажи – научи меня хозяйствовать.
Так и сделал Харчонок. Проспался. А назавтра пошел к Жиду.
- Здравствуй, Жид! Я Харчонок, кабацкий сын. Большие убытки и недоимки пошли по моему харчевенному хозяйству. Пришел вот к тебе, как отец наказывал. Научи меня хозяйствовать!
- Что же, научу. От чего доброго человека не научить. Веди меня к себе.
Привел Харчонок Жида в свою харчевню. Стал его Жид учить хозяйствовать. Сбашлял все недоимки, выровнял все раздраи да пережабины разжал. Снова стали люди добрые на литки заезжать, и на постой останавливаться. Да под это дело Жид сам в харчевне хозяином стал, да родню свою натащил. Жидовскую лавку свою забросил, пьянствует весь день в харчевне с родичами своими, в потолок плюет. Харчонок у него в прислужках бегает. А Жид знай себе на голбеце полеживает да посмеивается:
- Вот дурак кабацкий сын. В собственной харчевне мне прислуживает. Да и не денется никуда теперь, столько мне за недоимки свои должен, что ввек ему не расплатиться.
Затужил тогда Харчонок пуще прежнего. Сел он под вечер на винную бочку, куда под вечер Жид с родней со своих чарок опивки сливают. Сидит, тужит. Да пока тужил, чумичку за чумичкой и выпил всю бочку.
Явился тут перед ним Винный Дух.
- Чего горюешь, кабацкий сын?
- Да как же не горевать мне. Жид хозяйство поправил. Да вместо этого сам хозяином стал. Я у него в боттегах бегаю.
- Не тужи, кабацкий сын. Лучше покумекай: хоть и хитер Жид, однако же пьяница и жирдяй трусливый. Так что ложись, проспись. А назавтра поди-ка поищи Бабая-разбойника. Любят разбойники пить да гулять. Приведешь его в харчевню, станешь поить-кормить задарма. Глядишь, и выживешь Жида.
Так и сделал Харчонок. Проспался. А назавтра пошел на большую дорогу, встретил Бабая-разбойника.
- Здравствуй, Бабай! Зови подружников своих, приходи ко мне в харчевню пировать! Не за вино ни за хань гроша с тебя не возьму.
Бабай был хитрый мужик, как Жид, да и силен дюже.
- Отчего же не гульнуть, раз приглашают? Давай, веди меня к себе.
Стал Бабай с подружниками в харчевне пьянствовать день и ночь. Стали они жидовских толстых девок за перси хватать да в углах зажимать. А когда Жид не хотел им вино да хань задаром давать, так стали поколачивать его вместе с родичами во усысе . Уж как не чесал Жид свою плешивую голову, а не придумал, как быть. Плюнул он на Харчонские недоимки да сбежал вместе с родичами назад в свою жидовскую лавку. Бежит Жид и приговаривает:
- Ну и силён кабацкий сын! Над всеми Жидами Жид!
Снова стал Харчонок в своей харчевне хозяином. Снова стали добрые люди на литки заезжать да на постой останавливаться. Да недолго радовался, что избавился от Жида. Разгулялся Бабай в харчевне со своими подружниками. Те своих подружников привели. А те еще и подружников подружников со шкурехами . Битком набилась харчевня лихих людей. Варнаки , девки гулящие, да бражники. Стали от харчевни по всей округе расходиться всякие безобразия. Каждый день то перебякают кого в пяле и в мяле , а то и вовсе порешат. Снова стали люди добрые харчевню стороной обходить. Снова в харчевенном хозяйстве убытки пошли. А Бабай знай себе на голбеце полеживает, до посмеивается:
- Вот дурак кабацкий сын. В своих ухожьях с жирдяем-жидом справиться не мог, меня позвал на вспомогу. Пусть знает теперь, как чужим ухватом уголья загребать.
Затужил тогда Харчонок еще пуще прежнего. Сел он на винную бочку, куда Бабай с подружниками под вечер опивки с чарок сливают. Сидит, тужит. Чумичку за чумичкой – и выпил всю бочку.
Явился тут перед ним Винный Дух.
- Чего горюешь, кабацкий сын?
- Да как же не горевать мне? Позвал я Бабая, избавился от Жида. Да от Бабая теперь другая беда: весь подряд лихой народ ко мне в харчевню наезжает. Безобразия от моей харчевни пошли по всей округе. Перестали добрые люди на постой заглядывать. Снова недоимки у меня, снова мне по миру идти.
- Не тужи, кабацкий сын. Лучше покумекай: хитер и силен Бабай, да только разбойник он, и потому закона и острога боится. Ложись, проспись. А назавтра ступай к Управнику, зови его в харчевню заседать вместе с его держимордами. Глядишь, и выживешь Бабая.
Так и сделал Харчонок. Проспался. На завтра пошел к Управнику.
- Здравствуй, Управник! Я Харчонок, кабацкий сын. Много безобразий творится в моей харчевне. Приходи, наведи порядки! За вино и за хань ничего с тебя не возьму!
Управник был хитрый мужик, как Жид, силен, как Бабай. Да еще и в безлепичных задумках своих законами, как бармицей , прикрыт.
- Отчего же не выпить и закусить за добрую службу? Давай, веди меня к себе.
Привел Харчонок Управника в свою харчевню. Начал он там день и ночь со своими солдатами-держимордами заседать. Стали они всех лихих людей разгонять, подружников Бабайских вместе со шкурехами ловить да в острог отправлять. Поглядел на это Бабай, да сам деру дал. Бежит и приговаривает
- Ну и силён кабацкий сын! Над всеми Бабаями Бабай.
Обрадовался было Харчонок, что Бабая спровадил. Снова хозяйство его харчевенное наладилось, да прибытку набралось. Да не тут-то было: разгулялся Управник со своими держимордами в харчевне хлеще разбойников Бабайских. Такие стал беспорядки творить, что с былыми и не сравнить. Да нету слада на них: в законе Управник, да закон что дышло в свою пользу выворачивает. Снова пошли в харчевенном хозяйстве убытки, снова стали люди добрые харчевню стороной обходить. А Управник знай себе на голбеце полеживает, да посмеивается:
- Вот дурак кабацкий сын. В своем хлеву мышей разогнать запужался, меня позвал. Пусть знает теперь, как чужими перстами лоб крестить.
Затужил тогда пуще прежнего Харчонок. Сел он вечером на винную бочку, куда в харчевне под вечер Управник с держимордами со всех чарок опивки сливают. Сидит, тужит. Да пока тужил чумичку за чумичкой всю бочку и выпил.
Явился тут перед ним Винный Дух.
- Чего горюешь, кабацкий сын?
- Как не горевать мне. Позвал я Управника, чтобы Бабая выжить. А Управник супротив старых непорядков таких безобразий навел, что и подумать боязно. Опять недоимки у меня, опять идти мне скудаться .
- Не тужи, кабацкий сын. Лучше покумекай: хоть и хитер, и силён, и в законе глумится Управник, однако же, ум у него солдафонский, черно-белый да вдоль-поперек и никаких других рисунков али путей не знает. Ложись, проспись. А назавтра сделай вот что:
Вспомни-ка ты свои трели соловьиные да картины писаные, да лучи солнечные. И собери-ка ты компанию таких же поднебесных человеков. И делайте вы все, что душа ваша велит. И гуляйте вы сами в харчевне, похлеще держиморд. Там, глядишь и выживешь Управника.
Так и сделал Харчонок. Встал он на следующее утро ранёхонько. Да пошел по округе бродить. И видит вдруг много кругом диковинных людей, кого и раньше не замечал. Глядь: вот девица птиц с руки кормит; да ни каких-нибудь певчих, а сплошь черных воронов. Слетаются они к ее ладони, аж небо все чернеет от крыльев. А девица и бровью не ведет. Кормит их пшенкой, будто цыплят
- Как же сподобилась ты такую злую приручать, девица? – спрашивает ее Харчонок.
- Да не сподобилась я. Сами они летят они ко мне, выкормыши мои. А я их кормлю, да обратно в небо гоню. Пусть кружат они над людьми и помнят люди, как жизнь быстро летит.
Идет дальше Харчонок. Глядь: молодец у завалинки на гуслях играет. Да струны пыльцой цветочной посыпает.
- Что это ты делаешь, братец? – спрашивает у него Харчонок.
- Да вот мало мне музыки одной, чтобы слух ласкала. Хочу зреть ее и ароматами услаждаться. И правда: тронет молодец гусли и мелодия сладкая льется и пыльца цветочная перед ним новым узором встает, и запахи дает пелеринные. Подивился Харчонок и пошел дальше. Глядь: сидит мужичок в машине невиданной железной. А сзади палка железная сорока аршин кверху торчит, чуть небо не задевает.
- Что это ты делаешь, мужичок? – спрашивает у него Харчевник
- Грома молниеносного жду.
- Зачем он тебе?
- Да в машине моей сердце железное большое – отвечает мужичок. Только гром его запустить может. Как ударить – улечу отсюда к самим звездам. За лучшей долей.
- А коли там лучшей доли нету? Как же вернешься?
- Да коли доли лучше там нету, так мне и возвращаться не след.
Идет Харчонок дальше. Глядь: стоит посреди дороги человек коленопреклоненный. Молится напропалую. Ладанку из-за пазухи целует. И опять молится. Думает Харчонок: что за Бог, которому так усердно молится человек. Подошел поближе. Глядит: а у человека вместо иконы – свой собственный лик.
- Что это ты делаешь, человек?
- Молюсь, добрый человек.
- Какая же та мольба, когда у тебя вместо лика собственное лицо? Гордыня одна.
- Да и я так думал. А потом рассудил: все книги святые я своими глазами читал, иначе и не знал бы их. Все поклоны собственным лбом да коленями бил, а иначе и не кланялся бы. Все знаменья крестные собственными пальцами творил, иначе и не крестился бы. Выходит я сам себе и есть Боженька, и молиться мне больше некому.
И видит Харчонок – все они в своем околотке каждый будто за сирых да убогих приходится. Смеются над ними люди, что не по-людски все у них.
И решил тогда Харчонок всех их у себя в харчевне собрать. Созвал их всех да стал сам пить да гулять со всеми, кого по занятиям обычный люд не терпит. Приходит Управник со своими держимордами в харчевню пьянствовать и безобразничать. Глядит: а там уж занято. Сидит толпа диковинного народу. Стакан вина не опрокинет, а заварит его травами целебными, да в печи согреет, да через соломинку тянет. Песню не орет, а на стихотворный ряд переложит да слух услаждает. А уж что до любви плотской, так не иначе как на духовный лад, с всякими диковинными словами да реверансами. А Харчонок, как хозяин, всей компанией повелевает. Управник где-нибудь с краешку присядет да чуть что кричит: я Управник! А ему за это хрясь кулаком промеж глаз какой-нибудь батрак или вовсе простой мужик, кто пришел гуслей ароматных послушать, или в окно на черных воронов посмотреть да за жизнь покумекать, али в дальнюю дорогу попутчика найти, али в отражение свое разглядеть в пивной глади: а не Боженька ли я сам себе? Потому что, как известно, за чаркой, что в бане: все равны, и управников нету. Разок так получил промеж глаз Управник в харчевне. Второй. Да третий. Да перестал туда ходить. И держиморд своих увел. Идет и приговаривает:
- Ну и силён кабацкий сын! Всем Управникам Управник.
Установился у Харчонка в хозяйстве порядок. И прибытки большие, и безобразий нет. Да и сам Харчонок с кунаками в своей харчевне гуляет, веселится. Пошел тут слух по всей земле о такой хлебосольной харчевне, знамо через доброе вино да хлеб всякое людское благо происходит да приумножается. А зиждительные искусства вину не помеха: коли любишь ты спеть да сплясать, да струны перебрать, то винная чарка только проворства добавит, да сердце добротой распахнет. Прознал о том палестинный Голова. Был он мужик хитрый, сильный, в законе глумливый, да еще и вольный ковать законы самому себе в угоду. Увидал он, что веселье день и ночь идет в харчевне, аж стены качаются да потолки гуляют. Небось, барыш немалый приносит харчевня, думает. Пришел он к Харчонку:
- Здравствуй, кабацкий сын!
- Здорово, коли не шутишь!
- Однако ж, и отца я твоего знавал, да и ты сам молодец! Надо бы твою харчевню отстроить заново. Давай, споможу тебе средствами палестинными? Вместо светелок твоих дубостенных выстроим палаты каменные. Печам жару добавим, да погребам холоду навьюжим. Столы да лавки кумачовой парчой обошьем. Не узрел Харчонок алчбы , рассудил по-простецки: отчего же не поваживать добрых людей, отчего не дать им шире харчевенного раздолья? И согласился. Отстроил ему Голова новую харчевню. Да такая харчевня получилась, что и не было лучше ее во всей округе. Со всех концов земли добрые люди стали туда ездить пить да закусывать, да на ночь оставаться, кто лишку перебрал.
Да только Голова положил оброк невместный: со всего прибытку кабацкому сыну оставлять четь . А три чети себе загребать. Хороша стала харчевня, велик и барыш, оясписился да осмарагдился Голова на своем мытарстве . Чин да служение свои забыл, палестинные дела забросил. Мосты не чинит, дороги не чистит. Все только лежит себе не перине. Ждет, пока ему вечером кабацкий сын оброк принесет. Да посмеивается:
- Вот дурак кабацкий сын. Палец о палец не ударяю, однако ж с его харчевенного торжища , что всю землю кормит, хабару тяну, дюже сыченную . Пусть знает теперь, почем с вареных яиц навар бывает.
Затужил тут Харчонок пуще прежнего. Сел он вечером на винную бочку, в которую в каждой харчевне под вечер со всех чарок опивки сливают. Сидит, тужит. Да пока тужил, чарку за чаркой, всю бочку и выпил.
Явился тут перед ним Винный Дух.
- Чего горюешь, кабацкий сын?
- Как же не горевать мне. И хозяйство у меня хорошее. И порядок. И харчевня новая. Да вот беда: Голова заел совсем. С прибытку три четверти себе забирает. Вроде на вид и расцветает харчевня. А не знамо никому, что сплошь под откос хозяйство идет, будто аспид невидный с требухи его выгрызает.
- Не тужи, кабацкий сын. Ложись, проспись. А назавтра ты сделай так: поставь в харчевне цену за чарку вместо одной цены - четыре. Да поставь два мешка. Один – свой. Другой – для Головы.
Так и сделал кабацкий сын. Приходят наутро люди добрые в харчевню. Видят цену невместную :
- Ты что же это, кабацкий сын? Совсем разжадничался? Откуда такую цену взял?
- Так не моя же это цена, - отвечает кабацкий сын. – Это Голова себе такую цену берет.
И, правда. Видят добрые люди: из четырех цен одна падает кабацкому сыну в маленький худой мешочек. А три – к Голове, в здоровенный мешок. Осерчали тут добрые люди.
- Что же это? Голова этот мосты не чинит. Дороги не чистит. Знай только, себе мошну набивает. Не нужен нам такой Голова!
Пошли добрые люди к Голове в контору. И выгнали его прочь из округи.
Убежал Голова прочь. А на ходу приговаривает:
- Ну и силён кабацкий сын! Всем головам Голова!
Говорят тогда добрые люди кабацкому сыну:
- Видим мы, что ты человек честный. И к работе приученный. Тяжко тебе давалась житейская наука, не одну каленую ижицу судьбина тебе прописывала . Люба нам твоя харчевня знатная, что всю округу кормит, да талант людской благоволит. Так что ты и будь теперь наш Голова.
Стал кабацкий сын палестинским Головой. Мосты починил. Дороги расчистил. Харчевен построил по всей округе, чтобы всем добрым людям хватило места вкусно есть, сладко пить, а кто из чарки лишку хватит – то и на ночь остаться. Люди добрые его уважают. При встрече – в пояс кланяются.
Да только невесело кабацкому сыну.
- И зачем я – думает кабацкий сын - сам в своих делах не разумел, а Винного Духа слушался? Правду отец мне наказывал. Ни жены у меня нет теперь, ни детей. По малой нужде уж на десять шагов на спор не отхожу, а токмо под себя тихой сапой. И на сердце камень. Будто это не я, а Винный Дух на моем месте сидит.
Затужил кабацкий сын. Сидит вечером, горюет. К бочке винной не подходит. Горевал, горевал и решил: не будет мне покоя, пока Винного Духа не одолею. А для этого надо найти да прознать, откуда Винный Дух есть происходит на этом свете.
Отправился тогда кабацкий сын в южные края винодельческие, где Винный Дух из винограда родится, да по Земле плодится.
Приезжает, видит, виноградники, цветущие под теплым южным солнцем зреют. Добрые люди собирают виноград, вино из него делают.
Обошел кабацкий сын все хозяйства. Нашел самое пригожее. Отправился туда. Видит: девица красная с корзиной собирает виноград. Как зоренька весенняя хороша: золотоволосая, синеокая, знойная, под солнышком южным до юшки забуревшая. Трудится прилежно. Да только не весела отчего-то.
- Здравствуй, добрая девица!
- Здравствуй, добрый молодец. Как звать тебя?
- Я Харчонок, кабацкий сын. А тебя?
- Я Виноградарица, дочь винодельческая.
- Да нет, сестра. Вижу, что трудишься ты не как дочь. А как знамо Виноделица. Так что позволь мне тебя так и звать.
- Да и ты не кабацкий сын. Узнала я тебя, слава о тебе впереди тебя бежит, Винным Духом земля полнится. Ты всем Жидам Жид, всем Бабаям Бабай, всем Управникам Управник, да сам себе Голова. Не Харчонок ты больше, зовись теперь Кабацким.
- Что же не весела ты, сестра?
- Да что же мне веселой быть. Одна я после отца и матери осталась. Не по силам оказалось мне хозяйство винодельческое. Позвала я на подмогу соседского Жида, хозяйству меня научить. А он вместо этого сам в моем хозяйстве хозяином стал. Прислужку из меня сделал. Беспорядки бывали у меня в хозяйстве. Повадились лихие люди воровать вино, да виноградники топтать. Позвала я на подмогу Управника. Привел Управник своих держиморд. Лихих людей выгнал. Да сам со своими держимордами начал хуже лихих людей пьянствовать и безобразничать. Забеднякались мои винодельческие ухожья. Пошла я к Голове. Отписал он мне наделов под виноградник. Дал Голова землю, да оброк положил несусветный. Так что по моему хозяйству убытки пошли. Да и все они разом, гужееды , в жены меня силком тащат. Ну, а ты с чем пожаловал?
- Хочу Винного Духа побороть. Вот и пришел сюда, посмотреть, откуда он есть берется на Земле.
- Что же, раз хочешь – оставайся. Ночуй у меня на постоялом дворе. А завтра я покажу тебе, откуда есть берется Винный Дух.
Остался Кабацкий ночевать у Виноделицы на дворе. А назавтра пошел вместе с ней собирать виноград. После отправились они его давить босыми ногами, да готовить мезгу, да выжигать винные бочки дубовые, да сливать туда сок виноградный. Да ставить их бродить в погребах, да перегонять, да цедить, да корчажить, да под темным стеклом томить и сургучить, дабы продавать потом на радость добрым людям доброе вино.
- Смотри – учит его Виноделица. – Лоза виноградная отродясь Винным Духом не мечена. Спелая и сочная она, как зрелое девичье лоно. Твоя воля угобжать ее и пестовать, да семя ей дать чтобы не процвела да не высохла да не чередилась попусту. Чуешь ли?
- Чую – отвечает Кабацкий. И чует, как от этих слов сила его мужская прибавляется.
- Сорви ее, да согрей дланью, да к устам поднеси, на вкус испробуй. Воля твоя, пользовать ее по винному делу или для иной сладкой надобности. Чуешь ли?
- Чую – отвечает Кабацкий. И силу чувствует в себе мужицкую, растущую.
- Бродит вино в бочке, как младенец растет в материнской утробе. Ты один ему отец и хозяин. По образу и подобию твоему и дел рук твоих родится Винный Дух. Захочешь: будет он теркпим и сладким, захочешь – мягкоты и кислинки привадишь. А ну-ка засучивай рукава, да хомутай Винного духа, жги его да размеривай, как душа велит.
Запрягся Кабацкий в винное ремесло. И так наловчился он в искусстве винодельческом, что скоро выгнали они с Виноделицей Жида прочь, назад в его жидовью лавку. А Кабацкий с постоялого двора переехал на чердак винодельческого дома. Пустил он по свету славу доброму вину. Стали добрые люди в гости на виноградники нахаживать. Гулять да веселиться. А если Управник приходил чином своим хвалиться, драли ему бороду да прочь спроваживали. Так и отвадился Управник. А Кабацкий с чердака в сенцы винодельческого дома переехал. После навез, поставил у виноградников два алтынных мешка. Да указал добрым людям, кто оброк с вина собирает. Да прочь погнал местного Голову. А сам с чердака винодельческого дома в светелку переехал. Говорит тогда Виноделице:
- Познал я Винного Духа. И тебя от лихих людей избавил. Поеду домой теперь, в северные свои края.
Отвечает ему Виноделица:
- Да полюбила я тебя, Кабацкий. Марьяжиться хочу с тобой. В жены меня бери.
И заночевал он в ту ночь вместе с Виноделицей в ее светлице. И мужская сила к нему с лихвой вернулась, так что ходила светлица ходуном всю ночь.
А на следующий день свадьбу сыграли они пышную. Да гостей созвали с обоих краев: с северного да с южного. И весела была эта свадьба. И неделю ее играли. Выпил на свадьбе Кабацкий на радостях бочку вина. И явился перед ним Винный Дух.
- Али звал ты меня, Кабацкий?
- Да не звал я тебя, Винный Дух. Сам ты, видать, явился, чтобы на свадьбе моей погулять. Что ж, садись, пей да закусывай за мое и моей жинки здоровье. А скажешь лишнего – быстро тебя вон спроважу. Давал ты мне советы. Да взамен силу мужскую забирал. Не надобно мне твоей поруки боле. Знаю я тебя теперь всякого: и белого и красного, и сухого и сладкого. Сам тебя на земле завожу. Сам, кому хочу, раздаю. Весь ты мой теперь до капли, захочу – плясать будешь передо мной, захочу – замолчишь и не пикнешь.
- То-то и оно: не просто так наказывал тебе отец о Винном Духе, Кабацкий. Набрался ты мудрости. Не знал бы ты меня, так и не поборол бы, да по миру пошел.
И стали Кабацкий с Виноделицей весело и дружно. Людей хороших привечать, а лихих отваживать. Да съютили два ремесла: винодельческое да харчевенное, так что достаток у них стал на прибытке кататься, да барышом погонять. И стали жить-поживать добра наживать. Да детишки у них пошли, один другого краше.
Ходил я к ним в гости, меня сначала за лихоимца приняли, да чуть бока не намяли. Да я спел, станцевал, да прибаску накричал. За это меня напоили, накормили да спать положили.
Будь славны эти гости, и чтоб не заводилась за обедом у них кость в горле, да хмель мимо рта не плескался. Тут и сказочке конец, а кто слушал, тому вина бурдюк, жареный индюк, на печке девку, да веселую припевку.

Алаверды - в благодарность, за здравие.
Ухожья – хозяйственные постройки.
Зиждительных – творческих.
Чихирь – молодое вино.
Корчага – мера для вина, равная двум ведрам.
Прижукнуться – замереть, застыть.
Кухарь – повар.
Успение – кончина, смерть.
Парубок – парень, юноша.
Телепень – простофиля, недотепа.
Чержножелчный – меланхоличный, злобный.
Чупрун – чуб.
Канчук – казачья плеть.
Ни абаза – ничего, нисколько.
Рачить – хлопотать заботиться.
Семо и овамо – здесь и там.
Переветный – имеющий отношение к плутовству.
Скалдырник – ростовщик.
Бахарствовать – заговаривать, краснобайствовать.
Выкоморство – ложь, надувательство.
Жулябия – вор.
Пехтерь – кошелёк.
Балчужничать – заниматься торговыми делами.
Послух – свидетель.
Шкода – нехорошее дело.
Чумичка – половник, черпак.
Пробубениться – разориться.
Растабары – пустая болтовня, чушь.
Брандахлыст – пустой, дрянной человек.
Пережабина – узкое место, пережим.
Зигоморствовать – бродяжничать.
На литки – на угощение.
Голбец – лежанка возле русской печи.
Ботттега – прислуга в питейном заведении.
Перси – груди.
Во усысе – по лицу.
На литки – на угощение.
Шкуреха – продажная женщина.
Варнак – каторжник.
Поребякать – избить, поколотить.
В пяле и мяле – в передряге.
Безлепичный – негодный, некрасивый.
Бармица – металлическая сетка боевого шлема, прикрывающая затылок и шею.
Скудаться – нуждаться, нищенствовать.
Палестинный – местный.
Алчба – алчность, корысть.
Четь – четверть.
Яспис – яшма.
Смарагд – изумруд.
Мытарь – сборщик податей.
Торжище – торговля.
Хабара – взятка.
Сыченный – подслащенный медом.
Невместный – недопустимый, несусветный.
Ижицу прописать – выбранить, выпороть.
Гужеед – бранное название извозчика ( в данном контексте: того, кто «оседлал» нечестным способом).
Марьяж – союз, свадьба.
Съютить – сблизить.
Лихоимец – жулик.
Прибаска – частушка.