Апокалипсис, судя по предсказаниям, был уже вот-вот. Осталось его лишь дождаться.
Сантехник Ванюхин давно подготавливал свой маленький конец света, в отдельно взятой маленькой семье. Уже была пропита маменькина квартира и почти пропита квартира тёщи. Та теперь бомжевала на Казанском вокзале, но… и что? Да и кто из нормальных мужиков свою тёщу-то любит?
А насчёт её дочери, Ванюхиной жены Мани… Помня тяжёлые кулаки мужа, она, бедная, не смела и пикнуть. Сидела на кухне и в свободное от варки-уборки время сериалы смотрела, да плакала, что нету у неё ребеночка-утешения. Или радовалась, что нет ребенка, и некому вместе с ней мучиться в этой ужасной жизни.
Был Ванюхин в своё время добрым и нежным, Маня в нём и души не чаяла. Только очень уж был чувствителен к несправедливости. Сильно этим страдал, и лишь водка помогала хоть как-то успокоиться.
Но всё чаще и чаще чувствовал Ванюхин несправедливость, и не просто в своей жизни и вокруг, а вообще мировую. И всё чаще пробовал утопить её. Уже и «белочка» случалась пару раз, уже и милицию соседи вызывали… Можно бы, конечно, пойти полечиться, закодироваться, но к чему это всё, если скоро конец света?
С Апокалипсисом Ванюхина вообще перемкнуло. Не раз, вдрызг напившись, супил густые брови в зеркало, подымал указательный палец вверх и бормотал:
- Многие говорят - действительно произойдёт! Лучше уж покутить вволю! Нафик чего оставлять в этом мире - один хрен всё сгорит!

Сегодня Ванюхину было особенно тоскливо. Два водопроводных крана поменял, а клиент даже на бутылку не сподобился, в конторе диспетчерша наехала, по дороге с работы машина обрызгала…
Едва добежал домой, до серванта. Трясущимися руками достал, открыл её, прозрачную. И, почти сразу, еще одну.
Серый осенний вечер тускнел за мутным стеклом окна. Громыхнуло в мусоропроводе, истошно завизжала кошка за стеной. Ванюхин отъезжающим сознанием опять пытался осмыслить скорый конец света, пытался представить, как это будет.
И, вдруг, увидел!
Автомобили неожиданно начинают терять управление, врезаются друг в друга и давят пешеходов на тротуарах, с жутким воем падает и взрывается пассажирский самолёт, куски высоченных домов в клубах пыли валятся на машины, людей. Из бесчисленных окон летят мириады стёкол, пронзая недобитых ещё горожан. Ручьи крови собираются в реки, земля разверзается огромными провалами, и страшные монстры с рёвом выпрыгивают на поверхность. Когтями-кинжалами вспаривают они животы, сносят головы мечущихся в ужасе несчастных.
Лишь церквушка в соседнем квартале почему-то не тронута. Пропасти вокруг, клубы пыли и дыма в воздухе, а она словно под невидимым колпаком. Вечно сидящая перед церквушкой на стульчике толстая нищая с таким же вечным пластырем на щеке схватилась за седые волосы и истошно орёт. Только голос её не слышен в этих взрывах, в этом гуле и грохоте, в хоре других криков и воплей.
Один из монстров, пробивая собой окно, влетает в квартиру. Громадный, под потолок, он поворачивает к Ванюхину жуткую, в бородавках, безглазую и безносую морду, щёлкает кривыми зубами, каждый размером с кухонный нож. Пятипалая лапа, в кисти толщиной с телеграфный столб, хватает Ванюхина за голову, когти впиваются в мозг.

За стеной бормотал телевизор, едва слышно включился на лестничной клетке лифт. Затем засвистело в трубах и захлестала о жестяную раковину на кухне вода.
Только здесь, в комнате, было совсем тихо. Настольная лампа с матерчатым абажуром тускло освещала бездыханное тело Ванюхина на полу, с жуткими ранами на окровавленной голове.
Конец света для него действительно наступил …