В воскресенье вечером жители маленького поселка у озера удивленно выглядывали в открытые окна. Их привлек необычный шум. Дорога пыльная, глинистая, высохшая до камней, утрамбованная лесовозами, тянулась прямо под окнами деревянных, неказистых одинаковых домов. Домишек всего-то десятка два, стоят в ряд вдоль дороги, а дорога ведет прямо к озеру. По ней шел дед Федор Ивашкин и тащил за собой на веревке что-то грохочущее по камням, утонувшее в облаке пыли. Любопытные выходили из домов. Взору односельчан предстала самая настоящая лодка. Из гнутых досок, законопаченная и просмоленная, залитая черным расправленным гудроном. Вон какую сделал дед лодку, никто больше так не сможет. Озерцо далековато от дома деда. Так он приделал к лодке колесики от детской коляски и вез ее на веревке. Местный алкоголик Семен, дремавший под кустом сирени, проснулся от шума и, увидев проезжающую прямо у него под носом лодку, удивленно протер глаза. «Это же не лодка, это прямо «Гитлер Капут» – изрек он. Так и прозвали ту лодку на веревочке Гитлер Капут. Приклеилось намертво устно, а также и письменно углем на борту было подтверждено ночью. Не знал дед законов постройки плавучих средств. Из подручных материалов сделанная, лодка всем хороша, но сидит в воде наполовину, тяжелой вышла. Стоило стать в нее хоть одному человеку, погружалась почти вровень с бортами.
Ветерану войны деду Федору Ивашкину восемьдесят лет. Отжимается от пола двадцать раз, пример молодым. Старушка его умерла лет пятнадцать назад. Живет один, мается. По нынешним временам дед – самый богатый в поселке. Пенсия-то ветерана войны. Грабит его молодежь. Колхозы кругом развалились или влачат жалкое существование. Спиваются мужики трудоспособного возраста, те немногие, кто еще остался работать на земле. В коровниках гуляет ветер, силосная башня тихо ржавеет, сад зарастает непролазным бурьяном. Там, где еще недавно были пастбища и поля, появился тонкий густой подлесок, так называемый «хмызник». Так наступали, наверное, джунгли на города индейцев майя. Прошло ведь каких то пятнадцать лет. А люди выживают, как могут. Зерно молотить нечем, комбайны на приколе. Отдельные личности, одаренные умом от природы, живут за счет выдумки. Федор Никитин поставил в комбайн дубовые, собственными руками выточенные шестеренки, даже не подозревая, что достоин книги рекордов Гиннеса. Радуется, что крутятся дубовые шестеренки уже пять сезонов, заменяя металлические. Дуб, он могучее дерево, растет пока в лесу, а где же взять железные запчасти? Государь Петр Алексеевич волость пожаловал бы таким смекалистым в управление в свое время. Так что один-единственный в ходу комбайн. Один, хотя на бумаге и он давно списан.
Спиваются мужики, уж многие и на тот свет отправились, едва достигнув сорока лет. А некоторые и вовсе нигде не работают. Горюет дед Федор, что и хоронить его будет некому. Он последний плотник в деревне. Сам себе сделал деревянный гроб. Помрет ведь, разом некому будет сделать это за него. Сам то он всем делает, не один уж десяток односельчан в его изделиях легли в землю. «А и правда, что ли, сапожник без сапог» – рассудил дед. И принялся строгать доски для домовины, как в деревне называют гроб. Делал основательно, крепко, дважды ложился для примерки. Затащил дед домовину на чердак дома, там и лежала спокойно. Прознали про то негодяи. Местный шпана и несусветный лодырь Гришка пробрался на чердак. Глуховат дед с войны, контузия, ничего и не услышал. Украл Гришка домовину и понес продавать. Пусть дед еще делает, пока живой. Так же рассудили и старушки по семьдесят-восемьдесят лет. Пока дед живой, пусть делает. И обеспечили деда заказами заблаговременно. Спрятали полученные гробы в чуланах, да под амбарные замки закрыли. И каждый день ходили проверять, цел ли, родимый. Соседка бабка Фекла как и дед, хранила гроб на чердаке. После того, как ограбили деда, полезла и она на чердак, проверить, на месте ли домовина. Да припозднилась, уже начинало темнеть. Едва только бабуля добралась до чердака, как из гроба метнулась серая тень. Старушка лишилась чувств и стала оседать по лестнице вниз, не услышав последующего кудахтанья. Поднимал ее с пола дед Федор, зашедший проведать соседку. Фекла молча показывала пальцем вверх. Соседка полностью оправилась от происшествия после того как дед самолично извлек из гроба пропавшую две недели назад курицу и два десятка яиц.
Грабили деда много раз. Пенсия и трех дней не проживала в неуютной, грязноватой хате. Под клеенкой прятал, в карман парадного пиджака, на огороде в банке закапывал, все равно находили, гады. Придумал тогда дед оригинальный способ защиты от грабителей. Едва получив пенсию, прятал ее надежно, оставив немного денег на хлеб. И пускал по деревне слух об очередном ограблении: «Был в магазине, брал хлебушек, вернулся, а денежек нет». И когда ночью в дверях возникали фигуры молодых балбесов, дед спешил сообщить, что пенсию уже украли. Грабители отбывали восвояси, на прощание вышибая ногами двери.
В поселке было немного ветеранов войны. Суровый отставной капитан Шаталов с супругой, военфельдшером Марией. Родом они были откуда-то с Байкала, да прижились в Средней полосе. Дед Королев командовал танком, давил фашистов на Курской дуге. До семидесяти пяти лет все работал, ходил один по пять километров по лесу к военной точке, сторожил склады. На месяц только пережил свою жену, полвека прожили душа в душу. Дед Ваня Баранов моложе их всех. До войны успел отучиться на учителя, поэтому попал на ускоренные лейтенантские курсы и в войну был штабным писарем. Ну а сам дед Федор Ивашкин был рядовым. Службу нес на полевой кухне, под огнем варил кашу. Но и он имел боевую награду – орден Отечественной войны третьей степени. В местной школе каждый год устраивали встречи с ветеранами. Дети внимательно слушали рассказы участников боев. Боевые товарищи рассказывали, как ходили в атаку. А дед Федор рассказывал, как отличился при немецком авиа-налете. Их часть перебрасывали в эшелоне, когда налетели «мессеры». Бойцы из вагонов кинулись врассыпную, но к несчастью, застал их немец почти в чистом поле, редкие кустики. С неба пикируют два самолета, свинцом поливают людей. Вжались бойцы в землю, головы поднять нельзя. А Федор упал возле насыпи, возле какого-то истлевшего дерева, телом прикрыв двенадцатимиллиметровый пулемет ДШК. Самолет как раз делал второй заход, сильно снижался. «Сволочь, гад, получай!» – кричал Федор. Попал в цель рядовой Ивашкин, попал. Взметнулись земля и огонь с поля, а второй мессер скрылся из вида, видать, отстрелялся. Представило начальство героя к награде.
- Дедушка, а было на войне страшно?
- Было, внучек, было.
- Расскажи, дедушка.
На всю жизнь запомнил Федор переправу через Вислу. На понтонах, под сильным огнем противника, все с полной выкладкой. Угодил снаряд в понтон, оказался рядовой Ивашкин в воде. Плавать он не умел, сразу пошел ко дну. Спас его рядовой Ваня Благушин, татарин. Успел он бросить товарищу спасательный круг, вместе доплыли до берега.
Нет уж в живых никого из боевых товарищей, многим дед самолично делал гробы. Один он остался.
Дети у деда есть, но все трое живут в городе. Все зовут пожить, погостить. Жил дед уже у всех по очереди по месяцу. Да не лежит душа к городскому житью-бытью. Дед не признает никаких бутербродов, крошит колбасу в суп, так оно сытнее будет. Если не доест колбасный суп, выливает его обратно в кастрюлю. А у городских свои правила. Приносит с улицы газеты, журналы бесплатные, радуется, сколько литературы в городе. В деревне одна районка, да и ту некому носить. Тесно деду в каменных джунглях, уехал обратно домой. Бетон и камень не сродни ему, построившему за свою жизнь целый деревянный город. Руки плотника настолько привыкли держать топор, что пальцы с годами одеревенели. Земляники набрать в кружку, и то проблема. Щелкают пальцы, как клешни, и давят нежную ягоду, еще только прикоснувшись к ней, не сорвав с веточки. Давно оставил дед эту затею. Скучает иногда по своим детям, но вот они все с ним. На стене, в рамке под стеклом висят фотографии. Сыновья, невестки, внуки. Вот три свадебных фотографии. Вот улыбающиеся розовощекие крепыши-малыши, закутанные в шубки. А в самом низу, у рамки, фотография девочки лет двенадцати, лежащей в гробу. Это старшая дочь деда, умерла она от менингита мгновенно. Наверное, при жизни не было еще фотографий у девочки. Дед не забыл, что жила его Марьюшка. Для него она как живая.
По весне дед Федор что-то ослабел, засобирался в город. Написал письмо детям. Написал записку, с указанием, где у него спрятаны деньги. Чтобы дети знали про «гробовые деньги», да и самому чтобы не забыть. Тут почтальон и принес открытку – поздравление ветерану войны с очередной годовщиной Великой Победы. Наутро дед раздумал посылать письмо детям, а решил поехать к ним сам. Впопыхах письмо сунул в карман, а записку взять забыл. Через три месяца он вернулся. На столе записки уже не было, денег в тайнике тоже. Лишь в одиночестве лежала на столе поздравительная открытка ветерану войны, подписанная Владимиром Путиным.
Февраль 2006
И это НАСТОЯЩЕЕ.
Прав тот, кто искренен.
Только нужно не бояться...
Прав тот, кто искренен.