Литературный кружок «Белкин»

Обсуждаем рассказы Сергея Грина ШИВОРОТ – НАВЫВОРОТ и КАК Я ПОТЕРЯЛА ДЕВСТВЕННОСТЬ ПЕРВОГО СЕНТЯБРЯ.

Лингвист Максим любит русский язык и говорит об изменениях, которые в нём, в языке, происходят. Причём преподносится всё это не в формате "давайте говорить правильно", а с точки зрения Максима-обывателя, имеющего лингвистическое образование. Здесь, разумеется, заложено определённое противоречие. Как и любой здравомыслящий русист он "совершенно не видит, почему бы благородным донам" не привести к соответствию с правилами (сделать последовательным) написание таких слов, как "брошюра" или "парашют".

Обсуждаем рассказ Кости Куприянова С/Т онечка.

Единственная настоящая ересь, есть ересь жизни.
Н.Бердяев

Актриса Дудкина, известная как Ду-Ду, вела уединенную жизнь, особенно после того, как в театре, где она служила, случился пожар и всех актеров отправили в бессрочный отпуск. Два раза в неделю, в среду и в субботу, она обедала в кафе на бульваре. По средам для того, чтобы почувствовать жизнь города, в которой она теперь, увы, почти не участвовала. По субботам до города ей не было никакого дела, и она ходила в кафе просто так, по привычке.

Октябрь, погода сухая и солнечная

«Тёмные шторы, как железные ворота, переехали солнечный свет. На полотне штор уселись тени мечущихся за окном деревьев.

Привлекательная и румяная молодая особа двадцати пяти лет, Ольга Ирискина, рассматривала внимательно свое отражение в зеркале. День был субботний, и Ольга собиралась навестить свою мать, которая жила в дачном поселке неподалеку, в пригороде.

Ольга смотрелась в свое любимое овальное зеркало, висевшее в прихожей и имеющее по бокам пару изумительных настенных канделябров. Эти прекрасные светильники Ольга тщательно подбирала в тон к обрамлению старой зеркальной рамы. Лицо Ольги, освещенное мягким светом, в этом золотом сиянье казалось еще красивее. Ольга была неотразима.

ДВЕ ТЫСЯЧИ ВТОРАЯ НОЧЬ

Да. Вот именно столько мы вместе. С тобою, с хлопотливою моею домовитою ласточкой, с адамантом моей бесприютной души, с незакатным моим солнцем, с моим гордым японцем, каждый раз совершающим харакири, каждый раз вопрошающим «или – или?», с моим горем и с моим счастьем, с горчащим горчающим моим шоколадом «Балет» - практически 6 лет. С томными и тонкими тоннами твоих взоров, с рук и ног ненаглядных узоров, с сонмами укоров, с влагою зазоров, с влагалища твоей халвой, с твоею пышно-зеленой ботвой, у которой я – лишь тонкий привой… И вся ты моя, а я твой.